Кир. Она ходит со знаменем, на котором начертано её имя. Она не улыбается, не грустит, не радуется и не плачет. Она скорбит. Её память разворачивается испещренной символами книгой. Густо заполненные страницы говорят о том, сколько раз её пытались умертвить, сколько веков за ней гнались непримиримые, не понимая – она не может умереть. Она стояла в костре и ждала, пока сгорят верёвки и столб, к которому привязали. Она лежала на дне реки и теребила память, коротая время до того момента, пока сгниёт мешок, пока ослабнут путы. Она не дрогнула, когда ей отрубали голову, бесстрастно наблюдая, как зубрится топор. Она висела на всех эшафотах, пока седое воронье не склёвывало верёвки. Она исписывала стены башен, подземелий, темниц всех видов, в которые была заточена, пока власть не менялась, здание не рушилось, кто-то по глупости не освобождал. Она прожила столько, сколько никому из смертных не отмеряно. Она видела смерть, она видела жизнь. Она давно сидит посреди площади и ждёт. И имя Бога начертано на знамени её: «Я – Кир, я жду тебя, Иллари-эль». Века давно сменились, время утекло, миряне обходят стороной сумасшедшую, изредка бросая под ноги монеты. Давно никто не пытается уничтожить ту, что одним взглядом несёт смерть, что предсказывает конец, никогда не ошибаясь даже на секунду. Нет, она не убивает, лишь видит последний миг каждого из живущих, лишь понимает, когда исходит срок. Она устала ждать, ведь собственной смерти не видит. И потому не понимает, каков конец её пути. Над её телом давно не властно время, но от этого она лишь выглядит безвозрастной. Вне времени и вне судьбы, без вероятности изменчивости пути, без страха перед силами стихий, без бремени итога… без надежды.
Мне остаётся лишь сказать:
- Пойдём?
В прозрачном взгляде всполох пламени. Она слепа, но видит больше многих. Она нема, но так красноречива. Она небрежным жестом сотрясает сердце мира, отряхивая пыль с одежд. Она неотвратима, беспощадна, ей имя – Смерть. Ей имя – Сущность, необратимый круговорот всего живого. Она – начало и конец. И я хотел бы, чтобы она пришла за мной. Но получается наоборот. И я зову её с собой, понимая, что здесь не нужно слов, не нужно объяснений, уговоров. Мне кажется, что она больше знает, чем я сейчас. В её глазах лукаво притаилась вечность, в её ресницах спит устало скорбь.