Невеста Бога

[plyuch]

Давно это было, а уж сколько лет прошло – не упомнить старому сказителю. Да только многие до сих пор верят в эту легенду. Никто не видывал, никто не знает, но старые предания хранят память о том, как Бог завещал приходить каждые сто лет за своей невестой. А ежели станется так, что останется невеста в мире людей, то всяческие блага миру дадутся и муж её будет благословенен, великим князем на землях станет и принесёт всем благоденствие да покой. Поля будут урожайными, недруги войны прекратят, не посягнут на земли, что Богом охраняемы, детки будут счастливы да их родители богаты. Говорят, случилось это в седую старину, когда по землям нашим цвели святилища, в коих девы красные молились за нас грешных перед ликом Его.
В краях полуденных да тёплых случилось диво. Проснулись поутру девы-молельщицы, а весь двор святилища цветами белыми порос за одну ночь, словно песнь весеннюю кто им пел да на дуде цветневой играл. Кинулись девы к колодцу, а тот вином до краёв полон. Сбылось великое знамение. Собрала матушка-глядельщица вокруг себя всех дев, да велела рубахи снять – спины показывать. И у одной-таки узрела лилеевый венец – метку Божию. Имя девушки было Даринка. Значит Он в невесты выбрал, и предстоит ей дорога дальняя: цельный год до северного капища добираться. Велела матушка невесту снаряжать ко дню завтрашнему, а сама к князю отправилась: пускай двух молодцев сыщет, что провожать деву будут. Путь долгий да небезопасный, но более двоих нельзя – завет такой. И молодцы нужны не простые: смелые да сметливые, лицом пригожие. Ведь если дева одного в мужья выберет, то будет благо великое для княжества да и для всех земель, что Богу истинному молятся.
Долго глядели матушка с князем на смельчаков, что пути долгого да трудного не забоялись, загадки им загадывали, промеж собой силой да смекалистостью меряться заставляли. Многие в тот день прошли через княжий двор, да удаль показали. Лишь сумерки спустились на сады, как матушка указала перстом на двоих самых ретивых да бойких. Князь ухмыльнулся и перечить не стал, ведь одним из выбранных сын его вышел, Сварож. Гордился сыном князь: и статью вышел, и умом, норов покладистый, отцу не перечит, от грамоты не отлынивает да и на мечах горазд. Не молодец – картинка, только уж больно молчалив, словно тоска его какая гложет. Другой же оказался молодцем заезжим, и хоть как противилась матушка такому выбору, но никого лучше не сыскалось. И умом вышел, и лицом пригож, взгляд соколиный, нрав смешливый, да и в рати заборол княжича. Только кто таков – никто не ведает. Назвался Елишей.
Чуть свет занялся, убрав темень ночную за полог, собрались у врат святилища молодцы, да недолго невесту ждали – вышла к ним Даринка, поклонилась, словами ласковыми просила хранить её на пути к Богу. Переглянулись Елиша со Сварожем – а коней-то два. Не помыслили, что и невесте надобно лошадку взять, а из святилища не дали. Стоит Даринка в платье простом, по краю колокольцами расшитом, на ногах лапоточки ветхие, в руках узелок тощий. Сник княжич, словно запамятовал – по что он здесь. А Елиша ухмыльнулся только да подхватил деву красную, усадил перед собой на коня ретивого. Обернулся на княжича, молвил:
- Чего глядишь вороном? Нежели думал, что поезд свадебный невесте уготовили, что приданного пять возов сторожить будем?
- Может и думал, тебе-то что? – серчает Сварож, глядит недобро, досадует, что первым не додумался Даринку на коня садить.
- А зачем Богу пять возов её добра? – потешается Елиша, на дорогу правит.
Смолчал княжич, поехал вслед, лишь задумался крепко. Не по нраву ему этот приблуда, не помыслил бы чего неладного. Как бы не вышло, что не от татей оборонять Даринку, а от этого Елиши.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. За летом уж осень наступила, поля да дубравы вызолотила, рябиновые кисти по краям дороги развесила. Елиша, знай, песни распевает да былины сказывает, Даринка слушает его да заслушивается. Сварож волком на Елишу глядит, всё собой деву закрывает. Коль постоялый двор какой случится, так княжич Даринку на ночлег, а сам под дверью – псом верным сторожит. Елиша же и на сеновале покойно почивает, ни о чём не думает. Только чем дальше едут, тем реже поселения людские, всё больше леса да горы дикие.
Уж дерево лист роняет, заморозками землю белит утренник. День ото дня всё смурней взгляд Даринки, коль глянет на Сварожа. Седмицу в пути, а нет жилья людского. Опять под небом ночь коротать, костры жечь от зверья дикого. Выпало княжичу охотиться идти, пока Елиша огонь разводит да кров на ночь ставит. Крякнул с досады Сварож, взял лук и стрелы верные, в лес отправился. Чуть скрылся за деревьями с глаз Даринки, а Елиша тут как тут, змеем вьется, речи заводит:
- Никак на княжича запала, что глаз не сводишь.
- Что ты, Елиша, я такими уж давно не хвораю. Жаль их, как детей малых, нет в сердце у таких огня, не дано им любить.
- А какими хвораешь?
- Чудной ты, вот ей-ей. Ежели меня Бог в невесты выбрал, знать я по сердцу ему. Кто ж большее подарит? Любовь, Елиша, меняют только на любовь. Только Сварож не позовёт, снег в груди его, что долгом зовётся. Не по своему разумению он за мной пошёл.
- А ежели я позову?
- И ты не позовёшь. Уж не знаю, почему, но не позовёшь. Но верю, что идёшь за сердцем. Хоть и смутьян, да только на меня не позаришься и от венца не уведёшь. Дивный ты, Елиша. Вроде и не наш, а беды от тебя не ждать.
Ухмыльнулся Елиша да промолчал. Костром занялся.
Уж снег покровом ласковым землю запрятал до весны, а путники всё в дороге. Долго ещё до края северного, до капища последнего, что с края земли свисает, сны людские сторожит. Змеёй вьётся дорога по лесам да крутогорам, петляет, заблудить норовит. Уж не то, что людей – зверья не попадается. Не мыслит Сварож, от каких татей им невесту боронить положено – никто не встретился за всё время, никто не посягнул на Божию невесту. Лишь старица подошла как-то в селении да за стремена княжича тронула.
- Ты уж вороти невесту землям людским, совсем нивы оскудели…
Молвила тихо и исчезла, как не было. Поглядел Сварож по сторонам – нет никого. А слова в сердце запали, вспомнился и наказ отчий, чтобы воротить Даринку в земли княжеские. Только как её воротишь, ежели этот Елиша ужом вьётся? Да толку мало от того витья – не глядит невеста на смешливого баламута, разве что песни слушает да кручинится. Вот только почему тоска в глазах – не сказывает.
За зимой и весна неторопливой поступью снег топит, ручьи трезвонные заводит по всем весям. Даринка словно со снегом тает, румянец на щёки вернулся, радуется теплу, венки из пролесков вьёт да всех синими венцами красит. Словно она сама – весна-красна. Тревожно на сердце у княжича. Только Елиша, знай, веселится да балагурит.
Уж цветень миновал, травень зазеленил дубравы. К концу весны добрались путники до отрогов северных, на гору высокую взобрались, отыскали капище над пропастью. И вниз-то глянуть страшно. Вышел к ним старец, невесте поклонился, молодцев потчевал с дороги да на венчание уговаривал остаться. Особливо Сварожа. Почуяло сердце княжича недоброе – старец-то совсем закручинился, на Даринку глядючи, молельщиков расставил проходом от алтаря к пропасти, да скупую слезу в кубок вина обронил.
- Отче, разве не радость великая – невеста к Богу пойдёт?
- Много ты понимаешь, молодец. Раз уж никто из вас не отобрал её у Бога да женой не нарёк, то путь ей в пропасть. Неужто не знал, на что деву привёз?
Сварож как услыхал, так лицом побелел, растолкал молельщиков, схватил Даринку, в платье подвенечное облачённую, усадил на коня и был таков. Невеста и слова промолвить не успела, как уж у подножья гор оказалась. Да только опомнилась, поводья натянула, с коня спрыгнула, на княжича глядит недобро.
- Ты по что меня от алтаря увёз?
- От алтаря? От смерти лютой! Уж коль уговор такой, то быть тебе женой моей, но от смерти уберегу.
Молчит Даринка, слёзы роняет.
- Неужто думаешь, за нелюба пойдёт? – и откуда только Елиша взялся? Сварож отшатнулся, охранным знамением осенил себя.
- Ты как здесь?
- За вами ехал. Должен же кто-то погоню остановить.
- Ежели погоню останавливал, так чего теперь спрашиваешь? Отдашь Даринку смерти лютой?
- Дурень ты, Сварож. Она не к смерти, она к любви идёт. А ты ей чего взамен дашь? Хоромы княжьи да ночи холодные? Неравная цена.
- Не понимаешь? Я должен её спаси! Её и эту землю!
- Это ты ничего не понимаешь. Долгом любовь не заменяют.
Молчит Сварож, глядит, как Елиша Даринку за руку берёт да вверх по тропе горной уводит. Она и идёт за ним послушная. Кинулся княжич за ними, да только видит, а догнать не может. Только и смог, что крикнуть вслед:
- Что ж сам любви не дашь, раз так?
Не ответил Елиша, лишь оглянулся да взглядом окатил. И не было в глазах его смешливости и прибауток, что всю дорогу. Словно подменили Елишу: глянул, как огнём опалил. Подкосились ноги у княжича, но выстоял, побрёл вслед за Даринкой.
Стояла она у края пропасти. Легка и бела. Невеста Бога. Не оглянулась даже на Сварожа. Руки раскинула, ступила шаг… Лебедью белой полетела в пропасть. Да только Елиша сразу кинулся за ней. Не успел княжич вскрикнуть, как хлопнули могучие крылья, подчиняя ветер. Взлетел над пропастью Елиша, держал он на руках Даринку, что прижалась к нему. Глянул на Сварожа и молвил напоследок, растворяясь в рассветном мареве:
- Теперь отвечу тебе, княжич. Зачем мне у себя невесту красть? Она и так моя. Ни ты, ни земля твоя не стоят её слёз. Не уступлю я долгу, потому как дорога она сердцу моему.
Долго стоял Сварож у капища, долго смотрел в небо.
Давно это было, уж много лет прошло. Никто не помнит, куда сгинул княжич, от святилищ следов не осталось. Новые Боги пришли в наши земли. Только если Бог снова придёт за невестой, то где станет искать? Чей двор покроется цветами, в чьём колодце зазвенит вино? И кто теперь поспорит с Богом за его невесту? Не видать землям нашим благодати.