Охотник (разбор)
читать дальшеПрочитал, долго думал, убивал в себе историка, не убил, решился. Уважаемый автор, поговорим о невозможностях. Начнём с самой первой и самой важной: ваш рассказ невозможен потому, что так быть не могло от слова совсем.
А теперь по порядку.
Вы описываете события тридцатых годов двадцатого века, а именно: арест «враждебного элемента» сотрудниками НКВД. Такие «элементы» назывались просто – враг народа. И со старта на читателя сваливается первая неправдоподобность происходящего – так аресты не проводились в тридцатые годы. Никто из сотрудников НКВД не вступал в разговоры с арестантами. Никаких задержаний, именно аресты. Причем - быстрые, жесткие, с полным обыском, когда весь дом переворачивался вверх дном. И никакие знакомства из разряда «жили всю жизнь в одном селе» не помогали. Наоборот, если сотрудник НКВД был лично знаком с «врагом народа», то лютовал стократ сильнее, чтобы его самого не заподозрили в порочащей имя и честь связи с преступным элементом. Ваши же персонажи едва чаи дружественно не гоняют. Священник и его жена и вовсе языки распустили панибратски. Никто бы их не стал слушать. Раз уж жена позволила себе вмешаться, то и её моментально погрузили бы в «воронок» и отправили в Сибирь снег убирать. Хотя статья «враг народа» - расстрельная. Тем более, когда речь о священнике. Это же идеологический враг. Никаких расшаркиваний, никакого панибратства и мармеладных дружественных разговоров. Их даже судили заочно. Описанная вами ситуация более подходит современности или недалекому прошлому в плане арестов, но никак не к тридцатым годам прошлого века.
Далее. Сержанты не выезжали на аресты. Слишком низкое звание, мелкая сошка. Группы формировались из более высоких чинов и возглавлялись начальниками районных отделов. И уж точно состояли эти группы не из двух человек. Они были укомплектованы так же транспортом. Никаких телег. Закрытый «воронок», получивший дурную славу в те времена, автомобиль, от которого в ужасе шарахались, едва завидев. И прочие мелкие нестыковки прилагаются. В итоге сам процесс ареста и группа из НКВД выглядят более чем недостоверно.
Далее. Поведение священника. Священники являлись образованнейшими людьми своего времени. Даже сельские. Все они заканчивали духовную семинарию – простой сельский мужик не мог стать священником даже в деревне. Это должность, на которую назначает высшее духовенство. Так вот, священник не может сказать своей жене, которая единственная на всю жизнь и Богом данная – «молчи Танюха». Внутреннее воспитание и сан не позволяют священнослужителю разговаривать в таком тоне.
Речь персонажей вообще отдельная тема: так не разговаривали ни священники, ни их близкие, ни сотрудники НКВД. В произведении задействована слишком современная речь, причем выхолощенная даже от оттенков, которые накладывало не только время, но и «профессии» персонажей.
Далее. Свидетельница, она же доносчица. Присутствие свидетельницы, тем более, которая и донесла на аресте – нонсенс. Тем более, чтобы она ещё давала какое-то согласие и что-то там подписывала. Это нонсенс даже в наши времена, а уж тогда и подавно невозможно. И ещё – отказ от сотрудничества с органами в те времена рассматривался как противление власти. А это статья и мгновенный арест. Никто бы с сельской бабой не церемонился, скрутили бы и в тот же «воронок», что за священником пришел. Даже просто любопытную соседку могли загрести, хотя тогда «любопытных» не было – боялись и прятались, едва завидев представителей именно этой ветви власти.
Ещё мимо меня прошла логика всех присутствующих. Зачем жена священника соглашается отдать корову и шубу свидетельнице за то, что она фактически подпишет приговор священнику? Простите, но это как? Жена платит за то, чтобы мужа расстреляли? Как это понимать?
Это только самые крупные нестыковки, из-за которых весь рассказ рассыпался в том понимании, что авторская фантазия настолько далека от реальности и лишена исторической основы, что повествование рассыпается из-за нелогичности и недостоверности.
читать дальшеПрочитал, долго думал, убивал в себе историка, не убил, решился. Уважаемый автор, поговорим о невозможностях. Начнём с самой первой и самой важной: ваш рассказ невозможен потому, что так быть не могло от слова совсем.
А теперь по порядку.
Вы описываете события тридцатых годов двадцатого века, а именно: арест «враждебного элемента» сотрудниками НКВД. Такие «элементы» назывались просто – враг народа. И со старта на читателя сваливается первая неправдоподобность происходящего – так аресты не проводились в тридцатые годы. Никто из сотрудников НКВД не вступал в разговоры с арестантами. Никаких задержаний, именно аресты. Причем - быстрые, жесткие, с полным обыском, когда весь дом переворачивался вверх дном. И никакие знакомства из разряда «жили всю жизнь в одном селе» не помогали. Наоборот, если сотрудник НКВД был лично знаком с «врагом народа», то лютовал стократ сильнее, чтобы его самого не заподозрили в порочащей имя и честь связи с преступным элементом. Ваши же персонажи едва чаи дружественно не гоняют. Священник и его жена и вовсе языки распустили панибратски. Никто бы их не стал слушать. Раз уж жена позволила себе вмешаться, то и её моментально погрузили бы в «воронок» и отправили в Сибирь снег убирать. Хотя статья «враг народа» - расстрельная. Тем более, когда речь о священнике. Это же идеологический враг. Никаких расшаркиваний, никакого панибратства и мармеладных дружественных разговоров. Их даже судили заочно. Описанная вами ситуация более подходит современности или недалекому прошлому в плане арестов, но никак не к тридцатым годам прошлого века.
Далее. Сержанты не выезжали на аресты. Слишком низкое звание, мелкая сошка. Группы формировались из более высоких чинов и возглавлялись начальниками районных отделов. И уж точно состояли эти группы не из двух человек. Они были укомплектованы так же транспортом. Никаких телег. Закрытый «воронок», получивший дурную славу в те времена, автомобиль, от которого в ужасе шарахались, едва завидев. И прочие мелкие нестыковки прилагаются. В итоге сам процесс ареста и группа из НКВД выглядят более чем недостоверно.
Далее. Поведение священника. Священники являлись образованнейшими людьми своего времени. Даже сельские. Все они заканчивали духовную семинарию – простой сельский мужик не мог стать священником даже в деревне. Это должность, на которую назначает высшее духовенство. Так вот, священник не может сказать своей жене, которая единственная на всю жизнь и Богом данная – «молчи Танюха». Внутреннее воспитание и сан не позволяют священнослужителю разговаривать в таком тоне.
Речь персонажей вообще отдельная тема: так не разговаривали ни священники, ни их близкие, ни сотрудники НКВД. В произведении задействована слишком современная речь, причем выхолощенная даже от оттенков, которые накладывало не только время, но и «профессии» персонажей.
Далее. Свидетельница, она же доносчица. Присутствие свидетельницы, тем более, которая и донесла на аресте – нонсенс. Тем более, чтобы она ещё давала какое-то согласие и что-то там подписывала. Это нонсенс даже в наши времена, а уж тогда и подавно невозможно. И ещё – отказ от сотрудничества с органами в те времена рассматривался как противление власти. А это статья и мгновенный арест. Никто бы с сельской бабой не церемонился, скрутили бы и в тот же «воронок», что за священником пришел. Даже просто любопытную соседку могли загрести, хотя тогда «любопытных» не было – боялись и прятались, едва завидев представителей именно этой ветви власти.
Ещё мимо меня прошла логика всех присутствующих. Зачем жена священника соглашается отдать корову и шубу свидетельнице за то, что она фактически подпишет приговор священнику? Простите, но это как? Жена платит за то, чтобы мужа расстреляли? Как это понимать?
Это только самые крупные нестыковки, из-за которых весь рассказ рассыпался в том понимании, что авторская фантазия настолько далека от реальности и лишена исторической основы, что повествование рассыпается из-за нелогичности и недостоверности.
@темы: Словорубная!
Так вот, священник не может сказать своей жене, которая единственная на всю жизнь и Богом данная – «молчи Танюха». Внутреннее воспитание и сан не позволяют священнослужителю разговаривать в таком тоне. - а это, пожалуй, уж шибко критично)
Далее. Свидетельница, она же доносчица. Присутствие свидетельницы, тем более, которая и донесла на аресте – нонсенс. Тем более, чтобы она ещё давала какое-то согласие и что-то там подписывала. - в смысле?Оо
Неа, ты не прав. Священник может даже рыкнуть, резко поставить на место, но это будет "Помолчите, матушка!", а не дворовое "Танюха".
в смысле?Оо
Смысл затерялся. Спрашивать не меня, а автора.
Разбирал один рассказ.
а вот ты о чем, тогда ага, здравый укор.
что же это за рассказ такой?
ладно. Тогда я просто не буду докапываться... наверное..да..я постараюсь))