Есть на нашем хуторе сексуальные, хм, меньшинства. Хотя иногда кажется, что именно у нас их большинство. И наблюдать за ними – удовольствие сомнительное, зато постоянное. Вот вроде посмотришь, геи как геи, рубахи в клетку, джинсы совдеповского пошива, «беломорины» в зубах. Всё вроде как и надо, и даже сапоги резиновые. В общем, не чета вашим, городским, что перьев понытакают да губы красят, вроде и не геи, а… тьфу, в общем.
Как и на любом хуторе, есть у нас свой заводила, бабн… гуляка, тобишь. Васькой кличут. Мужик плечистый, видный, и не беда что матерщинник и выпивоха (а кто не таков), не то, что наши, даже из соседних, Зареченских хуторов на Ваську нашего заглядываются. Оно и не удивительно, как дрова колет, так такое загляденье, хоть сразу в койку к нему скакай. И есть у Васьки друг закадычный, Ванька. Вот совсем они неразлейвода. И был у них еще один дружочек, Муня. Вот и приспичило назвать детинушку Сигизмундом, всю жизнь ведь мучается, сердешный.
По зиме дело было. Приехал, значит, Муня к Ваське в гости. А Васька что? Вестимо, бутыль на стол, огурчики, капустка. Повеселились, погулялись, напились, перетра… В общем, всё как полагается. Уехал Муня на свой хутор, а Ваське как-то неспокойно. Вроде и дело-то обычное, но что-то да не так. Он за бутыль и к Ваньке. Сидят, новостями делятся, знай – подливают.
- Слыш, Вась, ты Муньку-то тоготь? – спрашивает Ванька друга.
- Тоготь. А чего? – Ваське и невдомёк, с каких это углов вопрос, дело вроде обычное.
- Да гадко как-то. Он мне обещал, что с тобой ни-ни, говорил – «дружба, это святое».
И так Ваське неспокойно было, а тут и вовсе пригорюнился. Сам-то он никому ничего не обещал, с него и взятки гладки. Но как-то заскребло за пазухой по-нехорошему. Ведь не пытался остановить его Мунька, всё как по маслу: чуть тронул за горячее, и понеслась душа по кочкам. А оно вона как.
- Это чаво ж выходит, ему слово что ветер? Сам слово дал, потом порушил – всё едино?
- Видать, такова цена его слова, Васька.
Уж вовсе Васька закручинился. Ему-то таких слов Мунька ой сколько надавал, наклялся дружбой. И как же теперь верить? Дело ведь не в пьяном перетрахе, а в том, что друга Мунька обманул и даже не поморщился.
- Эх, не кручинься, Васька, такой он… Сигизьмунд, одним словом.
Хлопнул Васенька стопку горькой, закурил папиросину, сплюнул – до того мерзко стало, что зарёкся не только Муньку трахать, но и видаться с ним перехотел. Гормоны гормонами, а слово, другу данное, держи, раз уж поклялся.
Порушенная дружба
Как и на любом хуторе, есть у нас свой заводила, бабн… гуляка, тобишь. Васькой кличут. Мужик плечистый, видный, и не беда что матерщинник и выпивоха (а кто не таков), не то, что наши, даже из соседних, Зареченских хуторов на Ваську нашего заглядываются. Оно и не удивительно, как дрова колет, так такое загляденье, хоть сразу в койку к нему скакай. И есть у Васьки друг закадычный, Ванька. Вот совсем они неразлейвода. И был у них еще один дружочек, Муня. Вот и приспичило назвать детинушку Сигизмундом, всю жизнь ведь мучается, сердешный.
По зиме дело было. Приехал, значит, Муня к Ваське в гости. А Васька что? Вестимо, бутыль на стол, огурчики, капустка. Повеселились, погулялись, напились, перетра… В общем, всё как полагается. Уехал Муня на свой хутор, а Ваське как-то неспокойно. Вроде и дело-то обычное, но что-то да не так. Он за бутыль и к Ваньке. Сидят, новостями делятся, знай – подливают.
- Слыш, Вась, ты Муньку-то тоготь? – спрашивает Ванька друга.
- Тоготь. А чего? – Ваське и невдомёк, с каких это углов вопрос, дело вроде обычное.
- Да гадко как-то. Он мне обещал, что с тобой ни-ни, говорил – «дружба, это святое».
И так Ваське неспокойно было, а тут и вовсе пригорюнился. Сам-то он никому ничего не обещал, с него и взятки гладки. Но как-то заскребло за пазухой по-нехорошему. Ведь не пытался остановить его Мунька, всё как по маслу: чуть тронул за горячее, и понеслась душа по кочкам. А оно вона как.
- Это чаво ж выходит, ему слово что ветер? Сам слово дал, потом порушил – всё едино?
- Видать, такова цена его слова, Васька.
Уж вовсе Васька закручинился. Ему-то таких слов Мунька ой сколько надавал, наклялся дружбой. И как же теперь верить? Дело ведь не в пьяном перетрахе, а в том, что друга Мунька обманул и даже не поморщился.
- Эх, не кручинься, Васька, такой он… Сигизьмунд, одним словом.
Хлопнул Васенька стопку горькой, закурил папиросину, сплюнул – до того мерзко стало, что зарёкся не только Муньку трахать, но и видаться с ним перехотел. Гормоны гормонами, а слово, другу данное, держи, раз уж поклялся.
